При всём многообразии подходов, культурный код можно рассматривать как смычку и канал взаимодействия генетики и культуры в человеке, его подсознании и сознании, мотивациях и практиках. Через этот трудноуловимый, но всегда актуальный феномен реализуется накопление генетической памяти и специфических архетипов того или иного народа или общества, а также человека, как их основной единицы. Генетическая память является хранилищем базового опыта взаимодействия с естественным, антропологическим и искусственным пространством. Она выступает основой развития человеческого мышления, коммуникации, социализации, стереотипов поведения и воспроизведения культуры. Архетипы предстают первичными модельными идеями коллективного бессознательного, которые, имея общечеловеческую психологическую основу, переходя на уровень архетипических образов, приобретают аутентичные (местные) специфические черты. Иногда культурный код уходит на второй план, вытесняемый ситуативными модернизациями или внешними влияниями. А чаще тем и другим, ибо в истории и современности отечественного общества (как и многих других) чаще всего модернизации являются рефлексиями на внешние вызовы, формулируемые ритмами глобализации. При этом внешнее влияние всегда стремится заменить компоненты местного культурного кода другими, часто не только чужими, но и чуждыми. Модернизации же, вынужденно ломая отечественную традицию и освобождая тем самым место под новые более мобильные системы, всё равно сохраняют её основы в своей генетике.
Страна – это сложная система, состоящая из компонентов, которые в свою очередь являются системами. Территория, общество и государство, являются её основными «этажами». Территория, как естественное пространство, в силу своих специфических условий даёт возможности развития, которые определяют особенности культуры общества. Культура, как искусственное пространство, создаваемое человеком, в процессном смысле предстаёт как история. То есть история – это не только процесс, но и копилка опыта выживания и развития общества в контексте конкретного географическо-природного ландшафта. Не теряющая своей актуальности фундаментальная основа этого опыта представляет собой разные блоки культурного кода, как набора основных моделей образов, ценностей и оценок, идей и действий, героев и антигероев. Так территория «рождает» общество со специфической генетической и исторической памятью, закодированной в местных образах и символах, языке и культуре. Общество создаёт для себя государство, призванное не только институциализированно и системно реализовывать его интересы, но и способствовать воспроизведению основ, на которых оно зиждется и которые выступают залогом корректной (с наименьшими потерями и наибольшими приобретениями) модернизации.
Разница пространств и опытов разных обществ порождает границы, которые определяют пределы Отечества, состоящего из множества уникальных краёв. При этом население разных частей страны объединяют не только общие цели (они же национальные или общественные интересы), но и общая пространственная (естественная и культурная) специфика. На фоне интегрирующих фундаментальных основ важны местные особенности, которые являются основой синтеза богатейшей универсальной российской культуры и, вместе с тем, выступают местной связью с землёй и культурой предков, корнями человека и общества. В этом смысле местный патриотизм, выражающийся в идее малой Родины, выступает опорой общенационального патриотизма, а местный культурный код – одной из основ культурного кода страны, его многообразия и богатства. Актуализировавшийся сейчас вопрос адаптации мигрантов – это процесс приобщения их к культурному коду и интересам принимающего общества. Но прежде чем рассказать кому-либо о своём, сначала надо увидеть, услышать, воспринять, осмыслить и понять себя и свою землю. Ключом к пониманию является система основных образов и символов, через которые проявляется суть места.
Попробуем взглянуть на естественный и культурный ландшафт нашего города. Иркутск – часть Прибайкалья, России и Мира. Его естественное пространство уникально и определяется глубоко континентальным положением в центре таёжно-горно-степной Сибири как части «Снежной Евразии» и исконно российской земли. Важнейшей коммуникацией здесь была и остаётся река Ангара, несущая чистейшие воды Байкала к Енисею и далее в Океан (не случайно через Иркутск осуществлялось освоение не только восточных и северных территорий страны, но и Русской Америки). Поэтому красивая кристально-чистая вода, набережная Ангары, гуляющие по ней пары, рыбаки на берегах и лодках, деревья в «куржаке» – всё это является узнаваемыми символами, которые создают один из архетипов и города на реке и его горожанина. Прогулка по набережной – это приобщение («причастие») к городу, его естественной основе, обрамлённой дорожками, скверами и архитектурными формами. Пересечение великой реки с другими транспортными путями (Московско-Амурский тракт, Транссиб и др.) создаёт перекрёсток, как место встречи цивилизаций (российской, европейской и дальневосточной), хозяйственно-культурных типов (аграрного и кочевого в степном и таёжном его измерениях, индустриального и постиндустриального), культур (этнических, конфессиональных и светских), народов и людей (в том числе переселенцев из разных мест). Поэтому иркутяне традиционно активны, мобильны и предприимчивы. А одной из визитных карточек города является железнодорожный вокзал.
Основу этнокультурной специфики населения города составили потомки русских разных волн переселения (от первопроходцев до современных людей, переезжающих из районов области и соседних, прежде всего восточных и северных регионов), при заметном компоненте белорусского, украинского, польского, еврейского и многих других народов. Особое место в этническом ландшафте города занимают представители коренных народов – бурят и эвенков. Текущая межэтническая миксация создаёт местный вариант русских как суперэтноса, опирающегося на множество разнообразных корней. Этот сплав и даёт универсальную культуру, богатую Пушкиными и Достоевскими, Вампиловыми и Распутиными.
Для конфессиональной специфики характерно присутствие мировых религиозных систем в виде христианства, буддизма и ислама. А шаманизм? Также его заметной чертой является как укоренившийся здесь иудаизм, так и элементы архаического мировоззрения в виде местных вариантов шаманизма, которые в последнее время приходят в город из сельской местности. При этом доминантой является русское православие, которое долгое время играло системообразующую роль в развитии культуры города.
Китами, на которые традиционно опиралось и опирается развитие светской культуры в городе, являются музеи, театры и университет. Это основные исторические центры местной традиции сохранения ценностей и искусства, науки и образования, в стенах которых творили и продолжают творить одарённые и активные люди. Они стали важнейшими маркерами города, а их основные здания вошли в символическую матрицу образа города. Это: Иркутский областной краеведческий музей им. Н. Н. Муравьёва-Амурского (бывший музей Восточно-Сибирского отделения Русского географического общества, здания на К. Маркса 2 и 11); Иркутский областной художественный музей им. В. П. Сукачёва (Ленина 5 и К. Маркса 23); Иркутский академический драматический театр им. Н. П. Охлопкова (К. Маркса 14); Иркутский государственный университет (К. Маркса 1), или просто «гос», как его здесь называют. Культурные коды должны отличать город от других городов России. Какие качества у, например, ИГУ, музтеатра создают уникальность нашему городу?
Научную и образовательную традицию вслед за ИГУ стали сохранять другие вузы («мед», «политех» и др.), выступающие локомотивами развития профессионального и школьного образования, медицины, инженерии и других важных сфер. Особую роль в развитии фундаментальных исследований принадлежит Иркутскому научному центру Сибирского отделения Российской академии наук, находящейся в академгородке («акадЭм»). Высокий уровень, заданный ведущими музеями позже стали поддерживать и развивать другие центры памяти, например, Музей истории города Иркутска им. А. М. Сибирякова (Ф. Каменецкого 16 А) и др. Миссию сохранения и развития местного изобразительного искусства поддерживают Иркутское художественное училище им. И. Л. Копылова (Халтурина 1), Галерея Виктора Бронштейна (Октябрьской революции 3) и многочисленные художники (В. Лобарёва, В. Осипов, В. Кузьмин, А. Шелтунов и многие другие), которые как никто выражают дух города на своих полотнах, часть из которых потом продаётся в художественных салонах или на уличной галерее «возле Антея» (К. Маркса 20).
В театральной сфере город обогатился Иркутским областным музыкальным театром им. Н. М. Загурского (Седова 29), а также Театром юного зрителя им. А. В. Вампилова (Ленина 23) и другими театральными учреждениями. Центрами музыкальной гармонии также стали Иркутская областная филармония (Дзержинского 2) с Органным залом (Сухэ-Батора 1) и Иркутское музыкальное училище им. Ф. Шопена (К. Маркса 28). Известными музыкальными коллективами являются Губернаторский симфонический оркестр, ансамбль «Доктор Джаз» и другие, а самыми узнаваемыми музыкальными произведениями, имеющими отношение к городу песни «По Ангаре» и «Иркутская история».
Местная документалистика имеет долгую историю, берущую своё начало от Восточно-Сибирской студии кинохроники, сюжеты которой периодически показывает телеканал АИСТ. Это позволило появиться таким режиссёрам как Д. Слободчиков («С чистого листа», «Линия горизонта»), В. Медведев («Быль о белом горностае» или «Фарфор и свиньи», «Хирург», «Судьба человека») и др. Большая часть визуальных и текстуальных проявлений местной культуры в соответствии с веяниями времени «перекочевала» в интернет, где концентрируется на таких порталах как irk.ru.
Историческую основу урбанистической среды формировал не только Иркутский острог, как форпост расширения границ России, но и сохранившийся деревянный центр. Это символ сибирской деревни, пришедшей в город и принесший не только торгово-промышленную хватку, но и архетип бревенчатой русской избы, который в этих условиях обрёл вид красивых двухэтажных домов, изукрашенных ажурной резьбой и другими элементами традиционного декора. Воссозданной частью старого центра стал 130 квартал, на входе в который стоит статуя геральдического бабра с соболем в зубах.
Архитектурными доминантами при этом выступили храмы, как «мосты в небо», в которых проявилось не только многообразие местных религий (православные церкви и монастыри, костёл, синагога и мечеть, а также построенный недавно дацан), но и их взаимодействие. Последнее, в частности, проявилось в иркутском варианте архитектурного стиля сибирское барокко.
К эпохальным памятникам дореволюционной эпохи относятся ныне восстановленные Московские ворота и статуя Александра III. Достойным памятником купеческому Иркутску конца XIX – начала XX вв. является богатая каменная застройка улицы К. Маркса (ранее Большой), создающая атмосферу города и макрорегиональной столичности. На это же работают прилегающие улицы, наиболее известная из которых – Урицкого (иркутский «Арбат») с выступающими здесь музыкантами.
Яркими символами советской эпохи является статуя Ленина, находящаяся в самом центре города, примеры городской административной застройки (в том числе в стиле «советский ампир» – здания Востсибугль на Сухэ-Батора 4 и Старого управления ВСЖД на К. Маркса 7), а также многочисленные памятники социального строительства, формирующие облик центральных и спальных районов. Узнаваемым символом индустриальной модернизации советской эпохи является плотина Иркутской ГЭС («плотинА» как её называют многие иркутяне), подарившая городу своё море.
Но главной достопримечательностью являются люди, родившиеся и выросшие здесь или приехавшие и «впитавшие» в себя Иркутск. Лучшие из них стали культурными героями, людьми-символами, которыми гордится земля. Вот некоторые из них: государственные деятели Г. И. Шелихов, М. М. Сперанский, Н. Н. Муравьёв-Амурский, еп. Иннокентий (Кульчицкий), Ю. А. Ножиков, благотворители В. П. Сукачёв, А. М. Сибиряков, герои войны А. П. Белобородов, Н. В. Челноков и все ветераны, конструкторы Н. И. Камов, М. Л. Миль, космонавты Б. В. Волынов, А. А. Иванишин, деятели искусства Н. П. Охлопков, Н. М. Загурский, В. Г. Распутин, А. В. Вампилов, Л. И. Гайдай, Д. Л. Мацуев, И. А. Варыпаев, спортсмены О. А. Костина, О. И. Курбан и многие-многие другие.
Всё это, вместе с иркутскими модами, формирует особенную энергетику и атмосферу, культурное и информационное поле, через которые проявляется душа города.

Безусловно, город Иркутск выделяется из общей палитры сибирских городов. Нам так кажется! Выделяется уникальным положением, как «ворота Байкала», неповторимой историей, конечно, людьми, родившимися здесь или приехавшими, полюбившими и прославившими наш край. Особняком в этом списке стоит иркутская архитектура. Она - и самобытная сибирячка, и изысканная европейка, и дерзкая, кричащая провинциалка!
С 1661 года, когда на правом берегу Ангары появился Иркутский острог, берет свою историю наш город. Удивительно, но в суровом, диком краю вдруг стало процветать строительное искусство. Плотницкое ремесло было уважаемо, востребовано, поощрялось государством. Вокруг острога расстраивается посад, основу которого составляют деревянные строения различного назначения. Ладно срубленные дома украшают новые улицы будущего города. Его величество ДЕРЕВО захватило лидерство в строительной технологии того времени. Архитектурный облик домов XVII – начала XVIII в. – достойные образцы русского деревянного зодчества. В основном иркутские рубленные дома были похожи на жилища Русского Севера. Оно и понятно – мастера, которые «ваяли» облик поселения, – это в основном выходцы из европейской части России – Великого Устюга, Пинеги, Переславля-Залесского и др. Впоследствии в Иркутске формировалась своя школа ремесленников, владеющих плотницким и столярным мастерством. Параллельно формировались собственные, уникальные стилистические особенности архитектуры деревянных домов. Украшением дома становятся балкончики вторых этажей, наличники, изящные фронтоны, пилястры, позднее – ажурная резьба. Иркутск деревянный того времени выделялся на фоне других сибирских городов той самой неповторимостью, которую любят туристы и люди заезжие.
В первой половине XVIII в. город становится центром провинции, возрастает его значение как важного торгового, административного и культурного центра. Колорит деревянных кварталов стали разбавлять каменные строения. Первенцами в этом были культовые сооружения. Масштаб, хорошие пропорции, декор фасадов выгодно выделяют эти строения на фоне деревянной застройки. В гражданской архитектуре тоже наступают изменения – появляются каменные объекты. В отделке применяется штукатурка, облицовка песчаником и гранитом фрагментов или частей зданий. Это начало регионального стилистического направления в архитектуре, так называемого «Сибирского барокко». КАМЕНЬ стал таким же востребованным строительным материалом, как дерево. Мало того, каменная и деревянная архитектура дополняли друг друга - некоторые приемы, которые традиционно применялись в каменной архитектуре естественным образом «перекочевали» на деревянное зодчество, сделав его более городским и изысканным. Архитектурный «регионализм» получил второе дыхание. Городское каменное зодчество получило новый импульс развития после печального события - опустошительного пожара в 1879 году, когда город лишился большей части деревянных строений, в том числе школ, музеев, церквей. Конец XIX – начало XX в. – бурный расцвет каменной архитектуры Иркутска. В довоенное и послевоенное время в городе продолжается активное строительство каменных зданий и сооружений. Многие из них по праву входят в список уникальных. В архитектуре Иркутска сохранились яркие представители модерна, эпохи конструктивизма, неоренессанса, «советского историзма».
В 1955 году выходит инициированное Н.С.Хрущевым Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Этот этап коренной перестройки строительной отрасли, конечно, коснулся и нашего города. Было выбрано направление на всеобщую индустриализацию, унификацию, стандартизацию строительных конструкций с весьма благородной целью – скорейшего удовлетворения населения большой страны жильем и объектами общественно-бытового назначения. Появились, так называемые, «типовые проекты», массовое «тиражирование» объектов жилой застройки. Заводы железобетонных изделий работают в полную силу! Аскетизм, граничащий с примитивизмом в отделке фасадов, минимальное применение или полное отсутствие декоративных, художественных элементов, которые были присуще архитектуре прошлого, стали нормой.
Тем уникальней прецедент, когда на излете эпохи «тотальной индустриализации» 70-х годов появляется собственная региональная архитектурная школа. Иркутский модернизм 70-80-х годов был современен, абсолютно «вписывался» в тенденцию развития мировой архитектуры. Критики назовут позднее этот период «иркутским ренессансом». «Шороху» навела группа молодых архитекторов, приехавших в наш город после окончания московских и ленинградских архитектурных ВУЗов. Безусловным лидером был талантливый, амбициозный архитектор Владимир Павлов. За четверть века творческими стараниями иркутских архитекторов во главе с Павловым в городе появились много интересных, уникальных, абсолютно «иркутских» объектов. Любители современной архитектуры по праву их оценили. Даже при беглом рассмотрении объектов бросается в глаза активное применение КИРПИЧА, как основного строительного и отделочного материала. Большие плоскости стен из красно-коричневого лицевого кирпича, оштукатуренные или облицованные мраморными плитами фрагменты зданий – это фирменный стиль «павловской» архитектуры. Творческая деятельность Владимира Азариевича и его коллег неоднозначно принималась иркутской общественностью. Часто деревянные объекты «уступали место» современным каменным. Город менял этажность застройки, ее масштаб. Горожане, откровенно говоря, не всегда с восторгом это принимали.
Иркутск многообразен. Нас радуют сохранившиеся деревянные и каменные образцы ушедшей эпохи, модернистская архитектура 70-80-х годов. Нас немного огорчают микрорайоны с «массовой застройкой» бурного расцвета социализма. КАМЕНЬ, ДЕРЕВО, КИРПИЧ при всей их строительной утилитарности и обыденности стали для Иркутска особыми маркерами. В руках профессионалов, доказано, они превращаются в особое состояние и особую материю – архитектуру. Это тот самый культурный код, над поисками которого бьются поколения неравнодушных.

Что такое арт-объект и как он связан с местным культурным кодом?
Это во многом зависит от того, кто отвечает на этот вопрос.
Для туриста арт-объект – это развлечение и активная информация о месте, собственно информация о культурном коде места. Для автораже это возможность проявить что-то важное для себя, личное отношения к месту, своё “красиво”.
А что это для местного жителя? Зачастую это предмет неизвестного происхождения, неопределённого назначения и применения. Его не было ещё вчера, без него проходила жизнь, а теперь он есть, и изменилось нормальное, привычное место.

Наверняка можно увидеть и множество других вниманий, но здесь мы рассмотрим именно это тройное восприятие.
Такое многофокусное внимание обтачивает своим восприятием то, появление чего меняет место, культурный ландшафт, переваривая и втягивая это в культурную канву места.

Туристу, по сути, нужны впечатления, у него, как правило, нет высоких художественных требований к объектам, ему важно, чтобы они стали коммуникаторами, рассказали о территории что-то особенное, раскодировали неведомый ему край.

Местный житель – не обязательно искушен в области современных арт-тенденций, привык к укладу, который сложился на месте бытования, в этом смысле он сам часть культурного ландшафта.

Есть активная и молодёжная часть местного населения, которая скорее ближе к восприятию туриста, в том смысле, что жаждет неформальных, живых, свободных проявлений на территории.
Художник заинтересован в возможности самовыражения, ему важна творческая реализация, проявление в реальной жизни своих идей.

Таким образом, каждая из этих сторон влияет накультурный код территории именно через совместную специфическую коммуникацию.

Арт-объект – не требует такого рода согласований как скульптуры, монументы и другие произведения монументального искусства, чьё согласование связано с историческим весом, проверенным временем. Шлейф “временности” даёт им право на большую свободу в неформальных решениях, юмор, актуальность, злободневность, сиюминутность, провокационность.

Культурные коды проявляются через эти два направления по-разному.
Через утвержденные городским советом фундаментальные памятники проявляется то, что прошло через жернова исторических и политических процессов, не вызывающих в обществе сложных вопросом, присвоенные обществом вещи.
Тогда как через арт-объекты может вырваться и пролиться на суд зрителя то, что живёт в небольших сообществах, что ещё не окрепло как идея, что ухватывается пока авторами как предчувствие смысла, темы.

Таким образом, требования к арт-объектам достаточно высокое, оно будет воспринято таковым, если станет событием, всколыхнёт воображение местного сообщества, вызовет споры, как в профессиональной, так и в среде обывателей, спровоцирует внимание гостей территории.
А иначе это будет просто набор материалов, который не тянет на памятник.

Одним из направлений дискуссий, связанных с арт-объектами – является интересный, на мой взгляд, аспект. В последнее время мы имеем дело с расцветом арт-резиденций, как временных, так и постоянных. И практически каждое мероприятие, фестиваль, резиденция считают своим долгом водрузить на местности АРТ-инсталляцию.
Порой они вырастают в самых неожиданных местах, вызывая негодование местных жителей.
Такая встреча очень разных восприятий создаёт остро переживаемое в обществе событие.
Также всплеск эмоций возникает у местных авторов, которые порой много лет мечтают что-то выразить, но для них ситуация не разворачивается так удачно, как для художников-резидентов.

Как понять, где проявляется культурный код правдоподобнее у местного автора или у внешнего?

Скорее мы можем говорить не о самих культурных кодах, а об отношение к ним авторов, как местных, так и арт-резидентов.
Они как бы проявляются благодаря вниманию, особому видению художника.

Интересно, что говорить о культурных кодах может даже отсутствие арт-объектов. Например, в Иркутске ощущается явный недостаток малых архитектурных форм, скульптур, объектов, возможно, город сообщает нам этим о своём важном культурном коде:
– Я город исторический, здесь не может быть “абы как”, здесь есть сдерживающие хаотичное творческое проявление социальные институты.
И эти невидимые границы сдерживают проявления даже смелых и отчаянных творцов.
Таким образом, этот код и является и сдерживающим фактором, и охраняющим культурную территорию города.

Такой же незримый запрет считывается нами, когда мы посещаем Байкал, Места Силы. Когда понятно без всяких слов, что лучше в этом месте ничего не создавать, не оставлять, не брать.

Исследования культурного кода Иркутска, которыми я была свидетелем, проявляли очень разные образы и символы места.
Что даёт основания предположить, что как художественное проявление, так и исследовательский поиск культурного кода очень обуславливает фокус внимания наблюдающего.

У автора, как и у исследователя, есть опыт восприятия, собственный культурный слой из них формируется его внимание к смотрению.

И в том и в другом случае в фокусе внимания невидимое, то, что присуще месту, но воспринимаемо людьми места и гостями сильно по-своему.

Само взаимодействие внешних исследователей и местных исследуемых, как место взаимодействия достаточно интересно. На моих глазах случилось исследование культурных кодов Иркутска студентов факультета сервиса и рекламы ИГУ под руководством экспертов академии коммуникации Workshop/Москва. За три дня студенты, которые в первый день явно стеснялись деревянного Иркутска, на третий день уже создавали портреты друг друга в среде самых неказистых наших деревяшек, в итоге фотовыставка была размещена в залах Дома Кино в Москве, вызвала огромный интерес публики.
Тогда как у организаторов исследования (москвичей) как сложился в первый день образ города у воды и проявление его визуально через символы воды, текучесть, прозрачность, капли и т.д. так и сохранился до последнего дня проекта.

Не так давно иркутяне пережили всплеск волнения по поводу “иркутскости” глазами команды разработчиков стиля города, московской компании.

Я была на встречах, когда разработчики добросовестно интервьюировали активных горожан, но то, что стало итоговой презентацией, шокировало и возмутило городское сообщество. Аргумент разработчиков звучал так: со стороны виднее, вы сами себя не видите.
Найдя на просторах интернета аккаунт дизайнера проекта, я увидела, что автор в этом стиле примерно работает в разных проектах и вполне вероятно, что Иркутск так и выглядит для него, как он визуализировал.
Другое дело, что не случилось такой встречи, где автор бы изменился, потому что место на него повлияло.
Как мы меняемся на святых местах не в силах делать привычные вещи, так как слышим шёпот места, невидимый разговор…

Таким образом, подсвечивается мысль, что для проявления культурного кода территории необходимо одно важное условие – встреча.
Встреча автора фирменного стиля с заказчиком, желающим создать аутентичное заведение. Насколько готов заказчик к достоверности? Насколько дизайнер может работать с историческим материалом? Насколько оба готовы к диалогу?
Встреча туриста с городом и его вопрошание: а что у вас тут местного есть? встреча автора современного искусства с вниманием общественности, экспертного совета и т.д.
И это, как правило, всегда встреча разных фокусов внимания.

Эти выводы опираются на многолетние наблюдения исследования как в рамках профессиональной деятельности на рынке дизайна, так в творческих и общественных проектах по организации арт-экспедиций, созданий творческих проектов на Байкале в посёлке Большое Голоустное, острове Ольхон, Малом море, городе Байкальске, посёлке Энхалук и других местах.
Если в 2013 году при организации творческого фестиваля мы везли материалы определённого размера и чертежи, то уже в 2017 году стало очевидно, что главное – организовать встречу творца с местом так, чтобы они могли услышать друг друга.

Как организовать качественную встречу разных сторон – предмет исследования нашей команды.
В лаборатории общественных пространств BAIKAL.DESIGN разработан ряд технологий, с помощью которых встречи разных позиций, вниманий, взглядов могут проявлять их потенциал и многогранность, развернуть возможность появления другого подхода, не привычного до того каждой стороне.
В результате качественно организованной встречи не столько появляются, сколько Проявляются органичные месту явления. Встреча обеспечивает сонастройку чувствительности художника и того Гения Места, который вступает с ним в невидимый разговор.


Так кто же программирует этот самый код?

Если его затруднительно объективировать из-за невозможности найти объективный взгляд. Любое улавливание будет обусловлено задачами и подготовкой к смотрению.
На мой взгляд, ответить на этот вопрос однозначно не представляется возможным, тогда как исследование этой темы имеет огромный интеллектуальный, творческий ресурс и является важным для активизации общественных дискуссий на местах, проявление самосознания местного сообщества.

Кто мы? Какие мы? Что мы здесь можем и должны сделать? Все эти важные вопросы открываются, когда мы видим интерес со стороны и вопрос туриста: “А что у вас тут есть особенного? своего?”